Записано Анной Зубковой
Под редакцией Владимира Антонова
Содержание
Глава первая: Песни куликов
Глава вторая: Дед
Глава третья: Смотреть и слушать можно сердцем
Глава четвёртая: Исихия
Глава пятая: Необычная сила
Глава шестая: Андрей Ослябя
Глава седьмая: Влада
Глава девятая: О постижении Бога. Встреча с Иисусом
Глава первая:
Песни куликов
Дела давно минувших дней,
преданья старины глубокой…
А.С.Пушкин
Древние Знания
Явятся снова!
Будет Любовь
Для жизни Основой!
Силой раскаянья
Смоется боль!
Станут обычны
Добро и покой!
Пересвет
Монах, наречённый при постриге именем Александр и по прозванию Пересвет, ранним утром стоял на берегу реки.
Весна!
Туманный рассвет, безветрие…
«Как же прекрасен этот простор, эта природная краса!
Божие Блаженство разлито в пространстве, в каждой капельке тумана!
В каждой травинке — Божия Любовь!
Можно ощущать потоки Блаженства! Они текут, подобно тому, как течёт сейчас туман, нежно и мягко переливаясь в лучах восходящего солнышка.
Благодать Божия — она и внутри в сердце духовном, и вокруг — сколько хватает охватить взглядом… И дальше, дальше…
Бог — Вездесущ! На таких вот утренних зорьках это так легко ощущать в прозрачном рассветном дыхании жизни, которая пульсирует везде и проявлена во всём! Затихнуть нужно самому и стать внимающим! И открывается тогда Богом — душе дивное и чудесное!»
С заливных лугов доносились голоса токующих больших куликов, которых ещё называют степняками. Эти птицы — самые большие из куликов, размером с крупную курицу, с загнутыми вниз длинными тонкими клювами. Здесь, в пойме реки, они радостно токуют по весне. Их звонкие голоса, переливистые клики и булькающие трели заполняют прозрачный воздух, доносясь с соседнего с монастырём огромного заливного луга.
И другие весенние песни птиц заполняли прозрачность утра.
… Пересвет был уже не молод. Долгая жизнь воина-богатыря предшествовала постригу.
Почти полвека минуло уже с той поры, как он родился в знатной боярской семье.
Мысли текли плавно:
«Да уж, многие лета я прожил, многие вёсны встречал…
… В прежние времена, слушая такие трели куликов, думал бы об удачной охоте…
Отчего прежде не восхищался я их песнями? Напротив, я готов был оборвать выстрелом из лука эту дивную музыку жизни!
Отчего в человеке не часто возникает сама-собой мысль добрая? И забота не проявляется естественно и ясно из любви сердечной?
Отчего люди воюют меж собой, мстят, земли пытаются захватывать, хотят подчинять других, чтоб дани и подати собирать?
Отчего не живётся людям мирно — среди этой красы Божией?! Где в человеке зверь злой запрятан? Где Божия искра сокрыта, которая затеплит сердце и не позволит ожесточению войти?!»
Его размышления прервал инок Егорушка. Худенький отрок, хотевший стать богомазом*… Главная мечта Егорушки была — Облики Божественные видеть душой, чтобы выучиться искусству на иконах Лики Пречистые отображать. Многие в монастыре считали, что Пересвет сие умение уже имеет, хоть он и не рассказывал о своих видениях почти никому.
Егорушка любил беседы с Пересветом, любил и просто бывать рядом в молчании или выполнять вместе дела послушания и труждения монастырского.
Часто Егорушка просил Пересвета рассказать о жизни его в миру, о воинском прошлом. Ведь в юности многие мечтают о подвигах героических и доблестях. И не только на поприще духовном, но и в земной жизни многим людям хотелось бы стать значимыми.
А сам Егорушка родился в голодный год, рос болезненным, слабым… И в монастырь пришёл от нищеты в семье своей. Не хотел быть обузой отцу, матери и у братьев и сестёр младших кусок хлеба отрывать… А как увидел впервые в храме при свете свечей иконы — то словно вспыхнуло в душе ощущение неведомого мира Горнего, Высшего! Присутствие Божие незримое коснулось сердца.
Пересвет помог Егорушке, с Божьей помощью, здоровье поправить. Стал каждое утро обливать тело его водой холодной из реки. И стал Егорушка здоровее.
… Вот и сейчас Пересвет ждал Егорку. И они вместе пошли к реке. Вода была студёная, лёд лишь недавно сошёл. Но Пересвет предложил искупаться.
Он сам скинул одежды, вошёл в обжигающий холод прозрачных вод, погрузился с головой, проплыл так несколько метров, вынырнул и посмотрел на Егорушку.
Егорка со страхом совладал — и тоже пошёл в воду. Окунулся, часто задышал — и просиял радостью! Скорее на берег выбрался.
После купания они носили воду для нужд монастырских. Много раз в гору с полными вёдрами поднимались.
Егорка разогрелся, разрумянился.
После сели передохнуть на пригорке.
Егорушка спросил:
— А как ты узнал, что водой лечиться от болезней можно?
— Так про это все во все времена знавали, экстракты разные делали, воду освящали…
— А про такую студёную воду — чтобы обливаться, купаться?
— И про это люди исстари знали. А я на собственном опыте эту силу целебную испытал, когда в юности от ран чуть не умер и тело очень долго в прежнюю силу войти не могло. Вот и ты теперь тоже это знаешь, другим помочь сможешь.
— Расскажи, — с трепетом, попросил Егорка.
— После! Приходи со мной дрова колоть! Покуда отдыхать будем — расскажу. А сейчас — уже к молитве пора!…
________________
* Иконописцем.
Глава вторая:
Дед
Есть Знание,
сокрытое от праздных взглядов.
Есть Мудрость Первозданной Тишины.
И есть Те, Кто сим владеют.
Они могут сей Драгоценностью
с другими поделиться.
Пересвет
Пересвет задумался о том, как поведать Егорке о юности своей, чтобы не просто любопытство отрока потешить и время занять беседой, а чтобы напитать душу тем, что стало выстраданным, прожитым им самим опытом.
А ведь многое было пережито!…
Были радости, восторги, огонь бесшабашной удали юности… Были дружба, отвага, готовность рисковать жизнью, стремление к подвигам, верность слову… Были и боль, и отчаяние, и горькое разочарование… Всё это уже давно ушло в прошлое…
… Да, были уроки жизненные — и очень светлые, и весьма тяжкие…
А понимать, как и чему учит человека Бог через многие события и встречи в жизни, — ещё тогда, в ранней юности, начал его учить Дед.
* * *
Старик или Дед, как его иногда называли, вовсе не был Пересвету роднёй, даже дальней.
Это был весьма странный и необычный человек.
Жил он как отшельник в лесу, но православным монахом не был. Сколько годов ему было от роду — никто не ведал. Многие, кто его давно знали, говаривали, что и тридцать лет назад он уже был седым и выглядел ровно так же, как теперь. С одной стороны, он воспринимался древним, как вещие старцы из сказаний, но с другой стороны — полным силы и вовсе не старым.
Был Дед росту высокого, телосложением отличался мощным, не горбился никогда, силу даже просто физическую имел богатырскую, но редко когда её людям показывал. А сила духовная в нём была немереная! Была она словно спрятанная всегда в глубине за скупыми словами или молчаливым покоем.
Особой приветливостью и любезностью он не отличался. Мог он вовсе на вопросы праздные не ответить, мог жёстко и кратко выложить всю правду о человеке или о ситуации.
Помогал он не всем, да и обращались к нему за помощью очень немногие. Боялись его люди и шли к нему с просьбами лишь при крайней нужде.
Зато дикие звери без страха подходили к нему и ластились, птицы ели с его рук. Даже одичавшие собаки скулили виновато, как щенки, и готовы были с преданностью тереться о его ноги. Огромный медведь жил рядом с домом Деда. И с самим Дедом медведь был вполне послушным, ласковым и кротким, а незнакомцев мог так напугать, что больше они в тот лес не ходили.
Дед не охотился, не рыбачил, жил иными дарами леса. Скоромной «убойной» пищи никогда не вкушал — хоть в пост, хоть не в пост.
Старика этого люди не звали ни колдуном, ни волхвом, ни ведуном: страшились лихо накликать!
Только со временем Пересвет понял, что Дед называл Богом Единую Великую Всёсотворяющую Силу, Единого Творца. Но на словах Дед редко объяснял то, как всё сам понимал в мироустройстве.
… Пересвет часто вспоминал Деда.
Мог он тогда, в юности, о многом важном расспросить, да в голову это не приходило…
Сейчас же Пересвет по крупицам собирал и осмысливал то, что воспринял тогда. Соединял он теперь старательно в единое — те Знания, которые нёс Дед. Плюс — Учение Иисуса Христа, которое освещало жизнь Пересвета теперешнюю.
Слова Деда, словно отпечатанные в памяти души, поднимались порой из глубины — и приходило постепенное понимание значимое: открывалось тайное, осознавалось явное… Выстраивалось то Знание Всеединое, к которому так стремился Пересвет в своём духовном ученичестве.
* * *
Егорка всегда с восторгом ждал рассказов Пересвета. В предвкушении интересной беседы — легко работалось! Пересвет колол дрова размеренными и сильными движениями, а Егорка укладывал поленницу. И было ему так хорошо рядом с Пересветом, словно окунался в поток силы чистой и покоя неземного!
… Когда работа была исполнена, они сели рядом. Егорка чуть смущаясь напомнил, что Пересвет рассказ обещал.
— Ладно, слушай!
В ту пору, о которой сейчас расскажу, мне было меньше, чем тебе сейчас — четырнадцать вёсен.
Мы с другом и побратимом моим Родионом тогда о подвигах мечтали, искали случая, где удалью и силушкой блеснуть…
Однажды, когда отцы наши в отъезде были, поехали мы на ярмарку, в боях кулачных участвовали, развлекались по-всякому…
Случилась там одна история. Девчушку из под колёс телеги Родион спас, да сам тогда руку сломал правую. Сильно сломал! Не заживала рука, загноилась рана… Лекарь сказал, что если руку не отрезать выше локтя, то неизбежна будет смерть от чёрной горячки. А Родион наотрез отказывался: «Какой воин — без правой руки?! Лучше пусть будет смерть!»
Вот тогда слуга один, в нашем доме живший, и рассказал о том, что есть такой старик, который любую болезнь излечить может, если, конечно, сам того захочет.
А Родион горел весь, как огонь, от жара терял сознание…
Я оседлал коня, посадил Родиона, а сам позади него сел, чтобы поддерживать.
Как того старика сыскать — не знал толком. Слуга только в общих чертах дорогу рассказал.
Когда, однако, к жилью Деда подъехали, то седой широкоплечий старик сам на порог вышел, я не стучал в дверь… Взял он Родиона на руки, в горницу занёс.
Он сказал мне кратко:
— Сядь тут в углу и о хорошем думай! Если в Бога веруешь — молись, если не веруешь — молчи совсем и не мешай!
… И стал он осматривать руку Родиона.
Я же начал искать глазами икону… Но никаких икон в горнице не было.
Дед, не оборачиваясь, произнёс:
— Бога — не на иконах, а в сердце духовном искать надо!
… У меня мурашки по спине пошли! Было ощущение, что этот старик видит даже спиной, хоть сам он над телом Родиона склонился и руками своими по-особому над рукой больного проводил.
Через минуту примерно Дед мне сказал:
— Возьми ведро и воды принеси! Колодец — во дворе.
… Я взял ведро у порога и вышел из избы. А во дворе — медведь огромный, без цепи, без привязи — на меня пристально смотрит…
Дед из избы сказал, словно всё сам видел:
— Не бойся Мишку: он своих не тронет! Неси воды скорей!
… Я — под пристальным вниманием медвежьим — пересёк расстояние до колодца и набрал воды.
Мишка не тронулся с места, лишь взглядом меня туда и обратно проводил.
Старик взял ведро и руку Родиона, которая вся уже почернела, в него опустил. Вода потемнела, а рука посветлела немного.
— Ещё неси воды! — велел Дед. — А эту вылей так, чтобы ни на что живое не попало!
… Так повторялось несколько раз, пока рука Родиона не стала обычного цвета с чуть розоватым оттенком…
После Дед ещё немного повозился с рукой, совмещая кости и зашивая рану.
Затем велел мне вынести широкую лавку из горницы и у колодца поставить. Положил на неё Родиона, сняв все его одежды и окатил несколькими вёдрами воды. Затем завернул в холстину и отнёс обратно в горницу.
Жар у Родиона словно смыло той водой.
Старик перевязал руку, укрыл спокойно заснувшего Родиона одеялом и занялся своими делами, будто меня там вовсе не было.
Потом всё же взглянул на меня мельком:
— Жив будет твой побратим! Хочешь — тут поживи, хочешь — через три дня приезжай друга забрать!
… Я решил остаться.
Ещё я заплатить Деду попытался за лечение. Но он на меня так посмотрел, что я чуть со стыда внезапного под землю не провалился…
… На следующий день Родион был почти здоров.
Дед с ним был немного приветливее, чем со мной. Сказал ему, что рука здорова будет.
А после, пока рука у Родиона заживала, мы в домике Деда жить на две недели остались.
И стал Дед учить нас всё левой рукой делать — то, что правой всегда делали.
Мы смеялись от неловкости своей, а Дед сам показывал, как левой рукой он всё, что угодно, легко исполняет так же, как правой.
Ещё немного он про чудесные умения свои в целительстве объяснил, чтобы страха суеверного в нас не было:
— Не колдовство это, а знание обычное! Но не все им пользоваться умеют.
А ведь есть Знания о жизни земной и жизни Небесной! Если познать их, то открываются тайны, которые на самом деле просты. И умения так можно обрести полезные и важные. Это — не только про то, как болезни лечить. Но это знание про то, как человеку на Земле Богом жить заповедано!
* * *
Егорка слушал, затаив дыхание. Перед его внутренним взором оживали сцены, рассказываемые Пересветом.
Тут зазвонил колокол. Наступило время молитвы.
— Ну, дальше — в другой раз расскажу! — произнёс Пересвет.
И они пошли к небольшому храму, который был ещё немного недостроен и недорасписан внутри, но уже был освящён, и в нём службы теперь проходили.
Братия монастырская собиралась. Заходящее солнышко рыжими и золотыми лучами освещало всё вокруг.
Тепло было на сердце у Пересвета оттого, что Бог всю жизнь его теперь наполняет! Ласка Его теперь ощутима и Присутствие — столь значимо!
Радость эта сливалась с красотой заката и сияла в пламени свечей! Она звучала в пространстве колокольным перезвоном и пением птиц в окрестных рощицах. Песнопения особые, славящие Бога, звучали в пространстве незримом…
Жизнь с Богом — есть ли счастие большее?!
Глава третья:
Смотреть и слушать можно сердцем
Невидима «связующая нить»
Меж нами-душами и Богом…
И важно эту связь нам ощутить.
Тогда — придёт конец пустым тревогам!
Есть Беспредельность Божия,
В Ней — Тишина…
И жизнь души звучит в Ней —
Как любви струна!
Нгомо
Несколько дней Пересвет и Егорка принимали участие в заготовке дров в лесу — вместе с другими монахами.
По предложению Пересвета, валили только сухие, уже погибшие самостоятельно деревья. Это было сложнее, чем делать валку всех стволов подряд. Но, с другой стороны, и горели сухие дрова лучше, и в лесу бурелома становилось меньше, по грибы, по ягоды — самим же монахам ходить делалось удобнее.
Ночевали тут же, в шалашах.
Вечером, после молитвы, когда все уже спать улеглись, Пересвет ещё сидел у костра.
К нему подошёл Егорка:
— Не спится мне, зябко! Можно я тут погреюсь?
— Садись рядышком, тут — тепло!
… Ночи по весне были холодными, но ясными.
Небо — в ярких звёздах. Вокруг небольшой поляны, где горел костёр, стояли высоченные ели.
Ветра не было, тишь.
Красота ночная — она особенная: таинственная и величественная!
Костёр горел ярко. Егорушка быстро согрелся, но спать не пошёл.
— Расскажи мне дальше про того Деда, — попросил он Пересвета.
— Ладно, слушай!
Начал нас с Родионом тогда Дед как бы невзначай, понемногу учить.
Однажды вечером у костра мы тоже так вечерничали. Дед в тот раз был разговорчивее, чем обычно. Мы воспользовались возможностью вопросы задавать. Я спросил тогда:
— А зачем нам левой рукой всё уметь делать, если скоро выздоровеет у Родиона рука, а у меня правая — и не болит даже?
— А пока выздоравливает правая у Родиона, ты что — его сам с ложки кормить станешь, беспомощность в нём растить будешь?
Вот, к примеру, зачем вы двумя глазами смотрите, а не одним?
У человека много умений может быть проявлено различных, много человеку Богом способностей даровано! Только о тех возможностях не многие люди знают — и потому их не используют.
Вот вы удивляетесь, как я всё вижу, даже если спиной стою к происходящему или вовсе в другом месте нахожусь? Или — как я про вас многое такое знаю, про что вы мне сами не сказывали?
Так вот: человек есть душа. И умеет душа и смотреть без тела, и слышать без тела! И познавать прежде неведомое — от самого Бога! — может человек-душа!
Вы пока ещё только полу-человеки, а можно бы вам и Человеками настоящими стать! А для того первое умение — научиться на мир смотреть сердцем духовным.
— Это как? — спросили мы.
— Душа может видеть глазами духовного сердца — то, что взгляду обычному невидимо. Также — и слышать то, что слуху обычному не слышно. Всегда душе ясно будет, что за человек перед тобой, врёт или правду он говорит. И другое многое в понимание приходить будет, если научиться душой смотреть: как поступить праведно, по совести, как жизнь свою направить.
— А как научиться душой смотреть?
— Вот сейчас на костёр посмотрите из того места, где в теле вдох и выдох происходят…
После, для лучшего понимания, посмотрите из головы, потом из живота, а после снова — из того центра, где душа может зрячей стать.
Теперь поворотитесь спиной к костру и попробуйте смотреть так же.
… Мы залюбопытствовали и стали пытаться так делать…
Дед сказал:
— Не торопитесь! Пусть огонь и его свет будут сейчас как самое главное для каждого.
Ощущайте всё вокруг вначале всем телом, будто в тёплой воде пребываете. Потом там, где в теле сердце бьётся, — теплоту ласковую ощутите. Тогда — душе виднее станет…
Душа — она с любовью смотреть будет!
… Нам стало очень интересно. Не то, чтобы мы свет костра спиной сразу ясно увидели. Но возникло ощущение особенное, что вот ещё чуть-чуть — и увидим: и свет, и костёр, и Деда, и Мишку, который в некотором отдалении лежал и тоже на костёр смотрел и шумно вздыхал иногда…
После Дед сказал:
— А теперь — сердцем духовным слушайте: и треск костра, и уханье филина, и дыхание Мишкино…
Всё сущее — оно в Великой Тишине звучит…
… Так Дед учил нас пониманию того, что сам называл Жизнью с Богом во всём. Он хотел, чтобы мы тишину сердечную познали и Единство всего живого восприняли…
Да, мы были тогда не слишком прилежными учениками: для нас то было просто забавой…
— А если и я так попробую, то не грех будет? — спросил Егорка.
— Отчего же — грех? Игумен Сергий нам ведь про исихию тоже самое объясняет — как сию тишину сердечную постичь. И про сердце духовное нам рассказывает, в котором и возгорается любовь монаха к Богу. И Дед нас тогда сему же учил…
… Егорка стал пробовать так смотреть и слушать. Только от старания избыточного — у него получалось не слишком хорошо.
Пересвет его утешил:
— Всякое умение не за один раз приходит. Ты вот смотришь из сердца, а сам в это время думаешь: «Получилось ли у меня?». И не приходит полнота воспринимаемого душой: суетливый ум мешает!
— Да как же не думать, когда мысли всякие сами собой приходят?
— А ты о Боге подумай с любовью! Вот ведь прямо сейчас рядом с нами — Бог! Он — ближе, чем этот огонь костра! Бог всегда здесь! Только мы не часто это ощутить умеем…
… Пересвет и Егорка погрузились в тишину, заполненную Божественным Присутствием, и долго ещё сидели рядом в круге света от танцующего пламени костра.
А Бог наполнял их жизни Великой Своей Любовью… И текла эта Любовь Божия подобно великой реке…
Глава четвёртая:
Исихия
Пусть прозвучит в сей тишине
Благая Весть, Святая Весть:
Бог — рядом — в каждое мгновенье!
Бог есть Любовь! Бог — прямо здесь!
Лишь двери сердца распахни —
Его Любовь познаешь ты!
Бог прямо здесь, Он есть — внутри,
В Сияньи Вечной Чистоты!
И только суетная жизнь
В плену ума и злых страстей
Не позволяет осознать
Любовь Отца всех-всех людей…
Откровение от Апостола Матфея
Утром, после молитв, игумен Сергий снова объяснял в своей проповеди всей братии монастырской про исихию — тишину особую внутреннюю. Говорил он про то, что молитва из головы — в сердце духовное опуститься должна. Говорил — и про очищение помыслов, про постоянное удержание внимания на Боге.
Великие слова из Евангелий напоминал он монахам: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят!» (Мф 5:8), «Царствие Божие внутри вас есть!» (Лк 17:21), «Когда молишься, войди в клеть твою (грудную клетку) и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему втайне» (Мф 6:6), «Соединяющийся с Господом — есть один Дух с Господом» (1 Кор 6:17).
* * *
Говорил Сергий всегда проникновенно и немногословно.
Монахи слушали с трепетом, святости Сергия дивились!
Для большинства из братии тайна «умной молитвы», постоянно творимой в сердце духовном, казалась недоступной и непостижимой вершиной духовных свершений, несмотря на объяснения игумена о том, как сия сердечная тишина обретается.
Егорка тишину внутреннюю тоже постичь мечтал, да у него пока плохо выходило это. Лишь только иногда на краткие мгновенья затихал ум и сердце духовное наполнялось радостью.
Оттого был Егорка после утренней проповеди грустен. Думал он с печалью о том, что грешен и недостоин он Милости Божией…
Пересвет, с благословения игумена Сергия, за Егоркой присматривал и в жизни монашеской его наставлял. Во многих делах хозяйственных монастырских Егорушка помогал именно Пересвету, и через это обретал умения разные — как простые житейские, так и особые духовные.
* * *
В этот день Пересвет и Егорка собирали молодую сныть для всей братии: чтобы щи к трапезе сварить. Запасы продуктов за зиму в обители сильно истощились.
Игумен Сергий, взявший за правило жизни для всех монахов своего монастыря нестяжание, — попрошайничать по городам и деревням строго запретил. Так было заведено ещё в ту давнюю пору, когда только зарождалась эта обитель. Сие правило соблюдалось неукоснительно, хоть в других небогатых монастырях в те времена монахи часто собирали подаяние, чтобы выжить.
Ещё одним правилом Сергия было общее имущество всех монахов. И каждый, по мере своих сил, трудился для блага всех. И трапеза для всех — общей была.
Пересвету и Егорке было в радость собирать молодые зелёные росточки сныти. Утреннюю печаль Егорушки развеяло это простое действие на приволье заливных лугов.
Везде ощущалось нежное и яркое проявление наступившей весны. Первоцветы белели и голубели в лощинах. Весеннее солнышко пригревало. Птицы заливисто пели свои весенние песни. Нежный ветерок — ещё немного прохладный, но не сильный — словно расправив крылья, летел над землёй, чтобы до каждого уголка донести радостную весть: «Весна! Весна пришла!» Над лугами кричали чибисы, и трели зависающих в небе жаворонков украшали начало дня.
* * *
Пересвет и Егорушка присели отдохнуть на пригорке с полными мешками сныти.
Егорка попросил Пересвета:
— Расскажи дальше про вас с Родионом, про Деда того!
— Не время сейчас: запозднимся с долгими разговорами! Вот лучше покажу тебе кое-что, чему Дед нас тогда научил. Сейчас именно это мне вспомнилось, потому что берёзки здесь уж очень для того подходящие! Они не слишком тоненькие и не слишком толстые, да и растут на приволье! Вот смотри: какая красавица!
Пересвет подошёл к молоденькой стройной берёзке, которая на ветру качалась слегка, словно танцевала. Подняв голову, он залюбовался, как на фоне голубого неба колебались в особом ритме тоненькие ветви с первыми клейкими зелёными листочками.
Егорушка тоже подошёл. Погладил ладошкой ствол:
— Какая беленькая! Словно с весной вся её красота в ней пробудилась!
— Обними берёзку, прижмись всем телом! Чтобы каждое движение её от ветра — тобой ощущалось! Покачайся вместе с ней в этом просторе весенних красы и раздолья! Обнявшись так с деревцем, можно ощутить, как Бог всё вокруг нас и в нас — ласкает, обнимает Своей Заботой, словно мать детку свою в колыбели укачивает.
И тогда нам явным становится, что Дух Святой во всё живое Собой-Светом проникает, что всему-всему в этом мире именно Сила Божия даёт возможность жить! И мы тогда в ответ — к Богу свою любовь неудержимо проливаем!
Ты вот сейчас попробуй Божию Любовь — не как человек, а как сама эта берёзонька ощутить! И тогда тело твоё тоже становится — как берёзка стройная танцующая! А душа — в Потоке Божией Благодати может растворяться!
… Егорушка прижался телом к стволу и затих. Ветерок слегка раскачивал белый ствол берёзки вместе с Егоркиным телом…
Пересвет сел поодаль. Сам он привычно Реку Света Божественного ощутил, позволил сему Свету стать видимым для души и соединился с Потоком Божией Любви-Ласки.
Он не торопил отрока, чтобы Егорушке самому приоткрылись прекрасные Дары Духа Святого.
… После Егорка со слезами на глазах произнёс:
— Я Свет Божий зрил! Я тишину особенную слышал! Мне прежде всё не давалось это! А я так хотел тишину и теплоту сердечную познать! Хотел-хотел, а не мог! А тут — как само всё — раз! — и случилось! Словно только берёзка эта и Свет Божий остались, а меня — и нет вовсе!
… Егорка зашептал благодарственные слова, обращаемые к Богу.
Потом они с Пересветом подняли мешки, полные сныти, и направились к обители.
* * *
Пересвет радовался успеху Егорушки. Для многих в монастыре тишина сердечная, хоть на краткое время ощущаемая, была мечтой недостижимой. Игумен Сергий сам-то многое умел и других в том наставлял. Да только не у всех выходило…
Пересвет часто пытался про это понять: как и почему всё так происходит с душами? Отчего у одних легко познание духовное получается, а у других — нет? Может, прав был Дед, говоря, что не один раз живёт душа на Земле? И именно потому есть души молодые, ещё только начинающие свой путь взросления и обучения, — и они не многие умения пока имеют и медленнее всему учатся?
Встречал Пересвет людей — умом не далёких, наивных, но добрых, с сердцами, любовью полными. И, напротив, видел других, знаниями кичащихся, важных, которые при этом о любви сердечной понятия не имели, но логику знали железную и выгоду свою никогда не упускали…
Видеть души и понимать людей Пересвет давно начал, а вот как помогать таким разным душам — тому ещё предстояло учиться и учиться…
С игуменом Сергием они об этом не раз беседовали. Пересвет про своё понимание, про свои особые видения рассказывал. Сергий слушал со вниманием, не осуждал никогда, но в практики монастырские остерегался что-то новое вносить.
… А сейчас — Пересвету радостно было за Егорку! Но вот представил он на минутку, как все монахи так берёзки обнимают — и в нелепость всё только обернулось бы! Глупостью — сие посчитали бы все!…
Если бы, конечно, сам игумен Сергий велел, то все послушались бы. А получилось ли бы у кого-нибудь — как знать?
Егорушка — он чистый, словно прозрачный! Только прикоснись — и запоёт душа! У других — не так…
Пересвет возблагодарил Бога за Любовь Его, за радость великую Егорушкину, за день чудесный такой! Легко было на сердце! Светлым виделось будущее!
Отклик Любви Божией приходил мгновенно, стоило направить всю любовь души к Богу — и Бог отзывался, открывал Сам Свои Объятия, позволял растворяться в Свете Своём и жить так — с Ним, в Нём!
Глава пятая:
Необычная сила
Если в душе сияет Свет,
то тьма — бессильна!
В скором времени Егорка поделился с Пересветом своими переживаниями и новыми успехами:
— Я стал вечером на свечу из сердца смотреть, как ты научил. И это так благостно выходит! Словно в сердце духовном та свеча зажжена, словно там для Бога огонёк любви горит! И тишина сама собой приходит…
На исповеди про то игумену Сергию сказал. Боялся, что заругает. А он — похвалил даже! А ещё я ему показал рисунки свои птах различных и цветочков, которые на дощечках делал, — и он тоже похвалил! Благословил, чтобы я и дальше рисовать учился. Он говорил даже, что когда ты меня грамоте хорошо выучишь, то мне можно будет Святые Евангелия переписывать и узорами буквицы и страницы украшать.
… Егорушка во всякой учёбе проявлял старание. А грамоте Пересвет его давно начал учить. И у отрока к тому времени получалось уже немного и писать, и читать по складам.
* * *
В тот день Пересвет и Егорушка собирали различные травы для заварок, а после лекарственные сборы готовили.
Пересвет в этом был весьма сведущ — и сам игумен Сергий ему сие дело доверил полностью.
Егорка старательно учился этому умению: про травы, про их свойства лечебные — всё запоминал!
А Пересвет ему велел ещё и записи делать — и для памяти на долгое время, и для обучения письму.
Сейчас они измельчали в ступках травы и смешивали в особой пропорции целебный сбор.
Егорушка попросил:
— Расскажи ещё дальше про Деда, про то, как он учил. Травы различать целебные — ведь он же тебя выучил?
— И да, и нет. Про травы больше жена моя меня учила, это после уже было, много после…
А про Деда — есть ещё интересное. Много я про эти события думал, а как рассказывать — даже не знаю пока…
Жизнь обычного воина, который князю своему верно служит, подразумевает и подвиги героические, и повседневную службу, и убийства в сражениях других людей, которых князь врагами считает. Где грань: что есть долг воинский, а что — грех страшный? Многие наши с Родионом мечтания и стремления в юности были о том, чтобы отважными воинами стать — сильными, удачливыми, непобедимыми — чтобы славу героев во многих битвах обрести.
Дед в нас стремления к геройству воинскому совсем не одобрял. А мы даже не представляли другого будущего для себя, кроме как в дружине княжеской служить. О битвах грезили, о подвигах мечтали…
Думаю, что именно поэтому закончилось наше обучение у Деда в то время очень скоро, так почти и не успев начаться…
А внешней причиной сему послужил один случай.
Приехал к дому Деда человек один, богатый и знатный с виду. Шестеро слуг вооружённых с ним были.
Мишка на человека этого готов был наброситься и не подпустить. Злобу в этом мужчине он сразу почуял.
Но Дед Мише велел строго:
— Сиди смирно! Покуда знака не дам — не вмешивайся!
… Нежданный гость вошёл в горницу и говорил с дедом наедине весьма долго.
После вышел очень недовольный, словно разрывало его от возмущения и гнева, что отказал ему Дед в исполнении им желаемого.
Он отошёл уже на край поляны к тропинке, где ждали его слуги, но внезапно обернулся и, обнажив меч направился обратно к Деду с явной угрозой, а не как проситель. Закричал на Деда:
— Добром тебя увещевал — так ты не понял! Значит — силой заставлю! Поедешь с нами! Исполнишь, что надо! Тогда — жив останешься, награду получишь! А будешь противиться — пеняй на себя!
… Дед, вышедший проводить незваного гостя, стоял спокойно посреди поляны.
Разозлившийся посетитель с обнажённым мечом подошёл к Деду вплотную и произнёс:
— Слушай ты, старик, едешь с нами — или зарублю прямо сейчас! На этом самом месте смерть и примешь!
… Дед только усмехнулся и произнёс:
— Глуп ты, оказывается…
… Это переполнило чашу терпения незваного посетителя. Он замахнулся, чтобы ударить мечом.
Всё дальнейшее произошло мгновенно.
Мы с Родионом бросились на помощь, схватив первое, что подвернулось нам под руки — жердь и ухват…
Мишка встал на задние лапы и направился в сторону уже обнаживших оружие слуг.
Сам Дед стоял спокойно и почти не шелохнулся. Он только выставил навстречу мечу раскрытую ладонь — и клинок остановился в воздухе, не коснувшись руки Деда, словно врезался в невидимую стену.
Дед произнёс тихо, но так, что даже у нас мурашки по спине пошли:
— Довольно! Прочь отсюда! Живо!
… Нападавших словно сковал особый страх. Они покорно покинули поляну и уехали прочь, больше не проявляя агрессии.
… Мы были потрясены произошедшим и более всего той особой незримой силой Деда, с которой он остановил голой рукой меч нападавшего.
— Зло не властно над добром, тьма не властна над Светом — разве не знали? Иногда нужно бывает злую волю пресечь для вразумления, если слова не поняты.
… Конечно же, мы стали просить научить нас такой силе…
Дед вначале просто отмалчивался, потом объяснил:
— Сила должна соответствовать разумению человека, а не превосходить его. Вам вот пока — жердь да ухват — по уму в самую пору!
— Но мы же защитить тебя хотели, не было времени за оружием бежать! — произнёс я с некоторой обидой.
— Вот я про то и говорю! Хорошо, что так всё обошлось!
Что толку вам ныне объяснять?… Эта сила с Силой Всеобщей Божественной напрямую связана. И не для того она нужна, чтобы воином непобедимым стать, как вы того оба враз захотели! Тем, кто сражаться с врагами хотят, — это умение ещё не к месту!
Вам теперь пора домой ехать! Про меня не сказывайте лишнего! Отцы ваши из похода завтра вернутся. И вам дома быть пора, а то матери вас небось мысленно схоронили уже! И слуги две недели как сыскать вас не могут!
— А можно мы после ещё приедем, чтобы ты нас такому научил?
— Нет, не для того вы пока силу иметь хотите! Рано вам ещё у меня учиться!
… Не послушаться Деда — было немыслимо. И мы в тот же день уехали.
Егорушка спросил Пересвета:
— Так вы больше с Дедом не встретились?
— Встретились, только то позднее было, много позднее…
К домику его лесному мы, конечно же, приехали спустя месяц примерно. Думали упросить его, чтобы учиться…
Но, когда подошли, то увидели — только пепелище от дома осталось! Лишь колодец стоял неповреждённым посреди поляны.
Мы догадались, что это люди недобрые сделали по поручению того человека, который Деда возненавидел.
Мы тогда не знали, жив ли Дед или погиб в огне. Надеялись, что он ушёл прежде случившегося, зная, как обычно, обо всём грядущем наперёд.
Мы набрали воды из колодца и наполнили фляги, словно память в той воде сохранить хотели.
А после я нашёл и поднял с земли дощечку, лежавшую рядом с колодцем. На ней была вырезана надпись:
«Если в душе сияет Свет, то тьма бессильна!»
Это показалось нам посланием от Деда для нас… Словно знал он, что приедем к нему, что найдём эту дощечку, что прочитаем…
Мы поверили в то, что Дед спасся тогда. Но наша встреча следующая с ним произошла только через пятнадцать лет.
Глава шестая:
Андрей Ослябя
Мне тогда казалось порой,
Что всё в этом мире — не так!
Вопрошал я: «Как дальше мне жить?
Боже! Подай мне знак!»
А после — стояли мы с другом
Средь битвы плечом к плечу.
От ударов звенели кольчуги,
И меч был товарищ мечу…
Изведав и раны, и боль,
Мы искали свой истинный Путь.
Мы учили уроки жизни —
И на Господа готовились взглянуть!
Пересвет
Егорушка искал случай, чтобы снова послушать рассказ Пересвета. Выбрав время подходящее, он просил продолжить:
— Невтерпёж мне узнать, как всё дальше у вас было! Расскажи!
… Пересвет продолжил своё повествование:
— После того, что уже поведал, жизнь наша с Родионом была примерно такой, как мы тогда сами того хотели. Стали мы воинами в дружине у князя нашего. Силой и храбростью весьма прославились.
А все ли битвы наши праведны были? Нет, не все, явно…
Часто меж собой князья ссорились, заключали союзы, захватывали власть над соседями. А после совсем другие союзы ими же заключались, бывшие друзья становились врагами…
Мы вроде как людей и землю свои защищать хотели, города оборонять от нападающих… Но правда да чистота в деяниях тех — не всегда получались…
Иногда случалось так, что те ратники, с которыми мы плечом к плечу в одном сражении бились, в другое время нашими противниками делались…
Могли дружинники одного князя сами по желанию своему к другому князю перейти, такое случалось и не возбранялось.
… И вот — перед одним сражением на меня такая тоска навалилась, что словами не передать!
… Мы с Родионом в те времена искренне считали себя верующими. Да только вера в бытие Бога — как моя, так и его — была весьма неполная. Ходили мы по праздникам в церковь на службы, как положено, причастие принимали…
А причастности к жизни Божией — не ощущали вовсе!
Отдельными от всей остальной жизни были и вера, и молитвы, по обычаю читаемые.
Только совсем немного места и времени Богу в жизни нашей отводилось.
И словно не связана была с Богом вся остальная наша жизнь, протекающая с боями, с победными пирами, с погребальными тризнами* по погибшим товарищам…
И вот стало мне вдруг совсем невмоготу! Навалились думы тяжкие!…
Сидим мы с Родионом у костра в ночь перед сражением. И видит он, что со мной что-то неладное творится.
Спрашивает он меня:
— Ну что случилось?
— Давай уйдём от князя, Родион! Мы вот с тобой вроде бы в Бога веруем, а живём как нехристи, воюем со своими же! Князья союзы то с литовцами, то с ордой заключают, за власть свою и влияние борются. А мы — за что воюем?
— Захочешь — после битвы уйдём. А перед сражением уйти — это предательством будет! Сейчас мы слово своё, данное князю, держать должны! В том — честь воинская! Взбодрись же, а то все наши решат, что ты струсил!
— Да какая разница, что решат?! Совесть мне не велит меч поднимать на братьев своих по вере — да и на товарищей наших прежних!
… Мы тогда с Родионом приняли решение уйти от князя после этого сражения и жить мирно, хозяйство своё вести. Родион уж женат был, сыночек его, Яков, подрастал…
* * *
Битва та оказалась неуспешна для наших воинов.
А во мне и вовсе не было той особой опьяняющей храбрости и удали, которая обычно в боях естественно случалась. Прежде словно сила общая для всей дружины рождалась во время сражения. Так — доблесть воинская крепла! Так — страх смерти и боли от ран легко преодолевался в совместном яростном порыве! А тут — и страха не было, но и желания биться — тоже. Лишь ждал, когда же битва сия закончится?! Старался никого не убить и не ранить…
И, конечно же, сам был вскоре очень тяжело ранен. Упал на землю у ног Родиона. Мы с ним всегда бились плечом к плечу…
Князь тогда приказал всем отступать.
Родион же не послушал приказа, остался.
Я из последних сил произнёс:
— Родион, уходи, мне уже не подняться… Живи за нас двоих, брат мой!
— Молчи! Никуда я не уйду!
… Он накрыл моё тело моим же щитом. Потом взял в левую руку мой меч. Свой щит он перекинул на спину, чтобы быть хоть немного прикрытым с тыла.
Так он стоял и ждал…
Лавина нападавших словно рассекалась о него, как течение бурной реки рассекается об огромный встреченный камень.
Он уже даже не знал, жив ли я ещё — или уже умер…
Так он стоял над телом моим. Ни на шаг не отступил!
Он выстоял тогда, жизнь мне спас… Увидев это, дружина наша бросилась на подмогу…
Никто из наших противников не ударил Родиона. Смелость его у всех великое уважение вызвала! Подвиг Родиона Осляби долго ещё пересказывали и ратники, и гусляры в своих песнях и сказах, чтобы дух воинский в дружинах перед битвами поднимать.
Ну вот! Ты, Егорушка, знаешь теперь, что обязан я жизнью своей брату моему названному — Андрею, и что многие воины, полегли тогда на бранном поле, а я вот — жив и поныне…
С того дня больше не воевали мы с Родионом и в битвах не участвовали.
… Егорка слушал, округлив глаза от удивления, и произнёс:
— Так это и был наш инок** — Андрей Ослябя***?
А я и не догадался, что он — это и есть твой побратим Родион! Андрей, сказывают, намного после тебя в монастырь пришёл. Я-то думал, что Андрей — брат тебе родной, а Родион — это друг детства…
— Он мне больше, чем родной брат! Крепко нас жизнь соединила! Как поклялись в шесть лет друг другу быть как братья — так и живём!
А теперь мы вот и во Христе — братья!
Родион после меня постриг принял, когда его жена умерла, а сын уже подрос.
— А ты тогда сразу в монахи постригся?
— Нет. Тогда как раз судьба вновь свела нас с Дедом. Но это длинный сказ, в другой раз поведаю.
Завтра я в Переяславль пойду. Игумен Сергий посылает. Епископ тамошний обещал книги для нашего монастыря и икону подарить. А если тебе так уж сильно знать хочется, то Андрея проси рассказать. Он лучше меня то время помнит. Я тогда долго от ран оправиться не мог: всё как в тумане было…
___________________________________________________
* Погребальными обрядами.
** Монах.
*** При принятии монашества меняется имя посвящаемого.
Глава седьмая:
Влада
Она нежна, словно утренний солнечный луч,
И тиха, как сама тишина.
Она чиста, как святой прозрачный родник,
И прекрасна, как волшебница-весна.
Пересвет
Андрей Ослябя и Александр Пересвет выделялись из всей монастырской братии высоким ростом и богатырским телосложением. В плечах Ослябя, пожалуй, был шире Пересвета и поэтому выглядел мощнее. Несмотря на солидные годы, сила его была прежней — спокойной и могучей.
Егорушка испросил у игумена изволения помочь Андрею в работе. Сергий поулыбался немного, но позволил.
Андрей укладывал большие камни, чтобы сделать ступени на дорожке к реке, расположенной на довольно крутом склоне. Эту тропу размывало при дождях, и тогда она делалась скользкой от глины.
Егорка, взявшийся подсоблять, связующим раствором заполнял щели и промежутки между уложенными булыжниками, чтобы скрепить камни в ступенях.
Работа спорилась.
Когда закончили сей труд, Андрей и Егорка пошли на реку искупаться, сменить одежду и постирать испачканное пылью и раствором облачение.
После — сидели на берегу, отдыхая.
Егорушка сказал:
— Мне Пересвет о тебе рассказал, о юности вашей, о Деде, о том, как ты ему жизнь спас в битве. А после сказал, что ты — лучше поведаешь о том, как дальше дело было, потому как он в болезни и беспамятстве долго пребывал. Расскажешь?
— Ладно, слушай!
Про Владу, жену свою, Пересвет тебе сказывал?
— Нет.
— Ну вот, с этого тогда и начну.
* * *
Всех раненых в той битве наших воинов снесли в одно место, где им оказывали помощь лекари и те бойцы, которые хоть немного смыслили в целительстве.
Понимая, что шансов выжить у Пересвета немного, я пытался определить, кто из врачевателей лучше может исцелять. Я нёс Пересвета на руках и внимательно вглядывался во всех лекарей.
Я заметил девушку, движения которой — при всех действиях её — показались мне какими-то особенными. Смотрел — и не мог оторвать взгляда!… В мыслях крутилось: «Ну что такая юная дева может понимать в лечении тяжких ран?!». Но сердце словно подсказывало, что только здесь есть надежда.
Положил Пересвета около неё на землю. Мне показалось, что она словно вздрогнула слегка, когда взглянула в его лицо, будто узнала близкого человека, но виду не подала.
Я стоял рядом, дождался, пока она осмотрела, промыла и перевязала раны. Спросил:
— Он — выживет? Сможешь вылечить?
… Она подняла на меня ясные серо-голубые свои глаза. Покачала головой, произнесла тихо:
— Вылечить не смогу… Могу только — чтоб не умер. Время жизни ему смогу продлить… Но я знаю того, кто, возможно, такое исцеление смог бы сотворить. Но обещать ничего не могу…
— Это — мой друг, брат мой названный! Ничего не пожалею за жизнь его! Только калекой немощным — он сам жить не захочет…
— Ничего не надо мне в смысле денег. И целителю тому злато не интересно вовсе… Найди телегу, сена положи, чтобы не растрясло друга твоего в дороге. Поедем к тому человеку. Это — далеко. Три дня пути.
— Как звать тебя?
— Влада. Владими́ра…
— Меня зовут Родион, друга моего — Пересвет.
… Влада, слегка шевельнув губами, словно целуя звуки, повторила тихо, как эхо, его имя.
… Тогда я распрощался с князем, нашёл телегу хорошую, ложе удобное на ней приготовил.
Влада подошла к запряжённой в ту телегу лошади, погладила её очень нежно, пошептала ей что-то. Только потом села на телегу и взяла поводья одной рукой. Другой рукой она сжала руку Пересвета в своей.
Я ехал верхом рядом. Конь Пересвета послушно следовал сзади.
Когда я попробовал заговорить с Владой, она попросила:
— Если хочешь, чтобы мы друга твоего живым довезли, то не отвлекай меня разговорами без важной причины. Мне силу жизни в нём поддержать нужно постараться…
… Так мы и ехали молча.
На ночь остановились лишь ненадолго, развели костёр. Была поздняя осень, холодно.
Влада села близко-близко к огню. Она никак не могла согреться и пыталась сдерживать внутреннюю дрожь. Весь день, глядя на неё, я ощущал особую её уверенность и силу чистую. А сейчас — она казалась такой хрупкой и беззащитной! Я подбросил ещё дров, накрыл её своим плащом, сел рядом.
Влада произнесла тихо:
— Это — от усталости так холодно иногда бывает. Сейчас у огня — быстро пройдёт…
… Она заговорила сама, поэтому я задал вопрос, который был тогда мне особо важен:
— А этот целитель, он каким Богам поклоняется? Мы с Пересветом — христианской веры, нехорошо будет, если тот колдун — какой-то другой…
… Влада взглянула на меня с грустью:
— Поздно ж ты вспомнил об этом! Может, теперь назад повернём?
— Я давно думаю, да ты ведь молчать велела!
— Не имей страха суеверного! Он — не колдун! Он — не целитель даже! Он — Волхв! Помнишь, в Писании о Христе Иисусе есть рассказ о поклонении Волхвов? Эти Мудрецы узнали свыше о рождении Иисуса и пришли поклониться Ему. Вот он — такой же Мудрец.
— Он что же — из земель восточных сюда пришёл?
— Вовсе нет… В тёмные времена во многих народах нарождаются Души Великие, чтобы поддержать в мире силы Света, чтобы тьма не поглотила род людской полностью… Он — только Богу служит!
… Влада задумалась ненадолго, потом решилась и произнесла важное:
— Бог — Он Один и Един для всех народов! Только позабыли об этом люди — и разные веры получились. И потому именами разными Единого, сотворившего всё, люди называют…
… Влада замолчала.
Я тоже больше не задавал вопросов…
Через несколько часов отдыха мы вновь продолжили наш путь.
… На третий день, уже ближе к вечеру, подъехали к реке.
Влада строго сказала:
— Подожди тут. И не шуми!
… Ждать пришлось долго, более получаса.
Она вернулась на лодке. Длинные светло-русые косы её были совсем мокрыми. Значит, вплавь реку преодолела в этакий холод!
Мы аккуратно уложили Пересвета.
Влада сказала:
— Садись сейчас в лодку со мной. О лошадях — после позаботимся. Мне без тебя — друга твоего к пещере не донести.
… Мы немного проплыли вниз по течению — туда, где река делала крутой поворот. В высоком обрывистом берегу была расселина. Она казалась очень узкой, но лодка проскользнула в эту щель. Нам с Владой пришлось пригнуться под стволом нависшего дерева, которое делало эту узкую протоку неприметной. Затем протока расширилась, став как круглое глубокое озерце с прозрачной водой в окружении высоких отвесных скалистых берегов. По склону напротив стекал узкой струёй водопадик. Видно было, что этот падающий с высоты ручей — за многие столетья — и выдолбил это озерцо.
Мы причалили на маленьком песчаном пляже и стали подниматься по высеченным в почти отвесной стене ступеням к пещере.
Влада шла впереди. Я нёс Пересвета на руках и все старания прилагал к тому, чтобы не оступиться. Когда мы вошли в пещеру, перед нами оказался высокий старик в белых одеждах.
С невероятным удивлением — я узнал Деда!
— Ну, здравствуй, Родион!
… Меня поразило и то, что мы встретились, и то, что он помнит моё имя, и то, что он словно помолодел с нашей последней встречи пятнадцать лет назад!
Он выглядел величественно, хоть наряд его был простой. Без всяких вышивок и украшений была его белая длинная одежда, подпоясанная льняной верёвкой. Белоснежными стали его седые волосы и борода.
Меня впервые за последние дни охватили покой и лёгкая радость: теперь я точно знал, что с Пересветом всё будет хорошо!
